П1. Виктор Илюхин. Путин. Правда, которую лучше не знать.

ТАЙНЫ КАТЫНСКОЙ ТРАГЕДИИ

Материалы «круглого стола» по теме «Катынская трагедия: правовые и политические аспекты», проведенно­го 19 апреля 2010 года в Государственной Думе Федерально­го Собрания Российской Федерации. (Выступления участни­ков «круглого стола» даются в авторской редакции).

УЧАСТНИКИ «КРУГЛОГО СТОЛА»:

Илюхин Виктор Иванович— депутат Государст­венной Думы РФ, заслуженный юрист РФ, доктор права, профессор;

Жуков Юрий Николаевич— ведущий научный со­трудник Института истории РАН, доктор историче­ских наук;

Куняев Станислав Юрьевич— писатель, главный редактор журнала «Современник-Плотников Алексей Юрьевич— доктор историче­ских наук, профессор Московского института междуна­родного бизнеса при Всероссийской академии внешней торговли;

Швед Владислав Николаевич— политолог, писа­тель;

Мухин Юрий Игнатьевич — политолог, писатель;

Габовский Сергей Иванович— полковник юстиции в отставке, в 1989—1997 гг. работник Главной военной прокуратуры;

Крук Виктор Михайлович— генерал-майор юсти­ции, в 1992—1999 г.г. помощник заместителя Генераль­ного прокурора — Главного военного прокурора;

Лучин Виктор Осипович — судья Конституционно­го Суда РФ в отставке, доктор юридических наук;

Осадчий Иван Павлович — координатор КПРФ в Кон­ституционном Суде РФ, доктор исторических наук;

Лукьянов Анатолий Иванович — профессор МГУ, док­тор юридических наук, в 1990—799/ г.г. Председатель Верховного Совета СССР;

Зимонин Вячеслав Петрович— доктор историче­ских наук, профессор;

Кириллин Александр Валентинович — генерал-май­ор запаса, кандидат исторических наук, начальник управления Министерства обороны по увековечиванию памяти погибших при защите Отечества;

Колесник Александр Николаевич, доктор историче­ских наук;

Стрыгин Сергей Ээмильевич — историк, координа­тор международного проекта «Правда о Катыни»;

Сахаров Валентин Александрович — доктор исто­рических наук, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова.

Илюхин В.И., ведущий заседания «круглого стола», заслуженный юрист РФ, доктор права, профессор:

Еще раз добрый день, уважаемые товарищи, уважае­мые друзья, коллеги! Я хотел бы сказать, что за «круглый стол» мы приглашали как сторонников польской вер­сии, версии о расстреле пленных польских офицеров сотрудниками НКВД СССР, так и сторонников совершен­но иной, другой версии — версии расстрела польских офицеров немцами в 1941 году после оккупации ими Смоленской области.

Мы пытались сделать это осознанно, дабы в этом споре, в этой дискуссии постараться установить истину и продвинуться вперед в исследованиях. Но наши оппо­ненты не явились.

На пленарном заседании Государственной Думы мы уже заявили о том, что необходимо создать парламент­скую комиссию по выяснению всех обстоятельств гибе­ли польских офицеров, и не только польских офицеров. Судьбы 120 тысяч красноармейцев, попавших в плен к полякам в 1920 году и потом бесследно исчезнувших там, тоже волнуют нас. Приводятся цифры от 30 до 86 тысяч красноармейцев, сгинувших в польском плену.

Настораживает то, что польская сторона фактиче­ски не получает какого-либо должного отпора на офи­циальном уровне относительно той версии, которую она сегодня навязала. Навязала не только у себя. Навя­зала здесь, в России, и пытается навязать всему миру, утверждая, что именно Советский Союз повинен в рас­стреле польских офицеров.

Вы знаете, какие последствия может таить в себе подобное утверждение. Сегодня несколько десятков ис­ков родственников расстрелянных польских офицеров находятся на рассмотрении в европейских судах. Это первая ласточка.

Есть данные, и можно с уверенностью констатиро­вать, что Польша предъявит иски к России как правопре­емнице Советского Союз, за уничтожение, как там утвер­ждается, цвета польской нации — 21 тысячи польских офицеров. И этот иск ни мало ни много потянет более чем на 100 миллиардов долларов. Это большая сумма. Это тяжелая сумма. Но самое-то главное заключается в том, насколько она будет обоснованной, справедливой и правомерной.

Тревожит позиция председателя нашего правительст­ва Владимира Владимировича Путина, на мой взгляд, глу­боко не изучившего документы, материалы, связанные именно с Катынской трагедией, но уже неоднократно из­винявшегося перед поляками за расстрел их офицеров.

Я не буду говорить о позиции Горбачева. Если ис­ходить из его интервью, которое он давал не так давно, то он вообще ни одного документа не видел и даже эту так называемую секретную папку не открывал ни разу.

И все выводы, которые он сделал, основаны на записке бывшего заведующего отделом ЦК КПСС Фалина Вален­тина Михайловича, который вдруг усомнился в выводах советской комиссии Бурденко, работавшей под Смолен­ском в 1944 году по эксгумации трупов поляков, и зая­вил о том, что, дескать, скорее всего поляков расстре­ляли Советы.

Я должен сказать, что благодаря специалистам, ис­кренним патриотам нашего Отечества — а здесь и Ста­нислав Юрьевич Куняев и Юрий Николаевич Жуков, и Сергей Эмильевич Стрыгин (я всех не буду перечис­лять), — мы на сегодняшний день имеем достаточно убедительные аргументы о несостоятельности версии о советском расстреле польских офицеров, она, эта вер­сия, опровергается многими доказательствами, истори­ческими фактами.

Известно, что в 1939 году, после возвращения СССР территорий Западной Украины и Западной Белоруссии, в плен Красной Армии попало несколько десятков, со­тен тысяч польских военнослужащих, жандармов, по­лицейских, надзирателей тюрем и т.д. Большая часть из них, в первую очередь рекруты из крестьян, нижнего со­словия, были тут же освобождены. Другие потом были направлены в польскую армию под командованием Ан-дерса. Часть пленных была подвергнута наказанию, в том числе и расстрелу.

Однако здесь надо разобраться по количеству и личностям расстрелянных. Расстреливали тех, кто звер­ствовал в отношении населения оккупированной Поль­шей территории Западной Украины, Западной Белорус­сии, а оккупация длилась 20 лет. Это первый момент.

Те лица, которые зверствовали в отношении пленен­ных красноармейцев, те поляки, которые будучи в на­шем плену пытались поднять мятеж, нападали на наших солдат, совершали другие преступления — да, их тоже расстреляли. Есть пояснения или воспоминания Кагано­вича, бывшего члена Политбюро ВКП(б), который назы­вает цифру расстрелянных примерно в 3 тысячи 200 че­ловек. Она близка к истине.

Меня как юриста, бывшего руководителя Главно­го следственного управления Генеральной прокурату­ры Советского Союза настораживает именно тот под­счет жертв, расстрелянных польских офицеров, кото­рый провела Главная военная прокуратура.

Вы посмотрите, комиссия Бурденко провела иссле­дование примерно около тысячи трупов. Главная воен­ная прокуратура в ходе предварительного расследо­вания провела вскрытие тоже в пределах тысячи чело­век. Если верить данным немецкой стороны, то немцы в 1943 году за полутора суток, или за полтора световых дня, провели эксгумацию 4 тысяч трупов, что вообще-то нереально. Но если соединить 4 тысячи и еще 2 тысячи, получается б тысяч. И тут возникает вопрос: «А где все остальные?» Откуда потерпевших, по выводам следст­вия, набралось на 21 тысячу человек? Я почему об этом говорю как специалист, как профессионал? До тех пор, пока нет трупа, очень сложно или вовсе невозможно го­ворить о смерти человека. Тем более, что огромное ко­личество плененных польских офицеров мы направляли в армию Андерса. Большое количество польских офице­ров, как говорится, просто растворилось.

Польской стороне, казалось бы, чего еще надо? Из­винился один президент, второй, третий президент. Чего вы еще хотите? Нет, опять там поднимают эту про­блему, и сегодня ставится вопрос так, что расстрел поль­ских офицеров надо признать геноцидом, преступлени­ем против человечества. Но вот с этим уж невозможно согласиться.

Кое-кто с польской стороны просто заигрался. Ви­димо, В. Путин исходит из того, что не следует сегодня осложнять отношения с руководством Польши, чтобы там не препятствовали в прокладке российского нефте­и газопровода по дну Балтийского моря. Но я не знаю, как можно торговаться на этом? Как можно торговать объективностью истории, авторитетом нашего Отечест­ва? Поэтому мы вас и пригласили для того, чтобы еще раз обменяться мнениями, найти общие точки видения на обстоятельства гибели польских офицеров.

Я вам должен сказать, что здесь есть представители Главной военной прокуратуры, которые непосредствен­но имели отношение к расследованию уголовного дела. Я рад приветствовать здесь Лучина Виктора Осиповича, члена Конституционного Суда в отставке. Вы знаете, что ельцинская команда в начале 90-х годов пыталась в Кон­ституционном Суде вменить в вину КПСС расстрел поль­ских офицеров. И вот я бы просил Виктора Осиповича чуть-чуть позже осветить и этот момент.

Я думаю (мы это обсуждали предварительно), что сначала заслушаем два содоклада, два основных вы­ступления — Юрия Николаевича Жукова и Станислава Юрьевича Куняева. Один историк, доктор исторических наук, профессор. Другой известный писатель. Оба зани­маются катынской проблемой долгие годы. А как даль­ше мы будем работать, уже по ходу нашего «круглого стола» сориентируемся.

Участников нашего «круглого стола» буду представ­лять перед выступлением.

Я не думаю, что нам необходимо будет принимать какой-то документ сразу же по результатам этого «круг­лого стола». Давайте еще раз осмыслим все сказанное, а потом подумаем о каком-то обобщенном документе. Все выступления будут фиксироваться видеокамерой, будет вестись и стенограмма нашего «круглого стола».

Отмечу, что здесь находятся представители прессы. Мы не делали эту встречу закрытой. Еще раз благодарю всех, кто явился сегодня к нам. Давайте, начнем работу. Нет возражений?

Жуков Юрий Николаевич, доктор исторических наук: Позвольте начать мне с одной цитаты, которую, мо­жет быть, некоторые из вас знают: «Катынское дело ста­новится колоссальной политической бомбой, которая в определенных условиях еще вызовет не одну взрывную волну. И мы используем ее по всем правилам искусства. Те 10—12 тысяч польских офицеров, которые уже раз за­платили своей жизнью за истинный, быть может, грех, — ибо они были поджигателями войны, — еще послужат нам для того, чтобы открыть народам Европы глаза на большевизм». Это записал Геббельс в своем дневнике 17 апреля 1943 года, ровно через четыре дня после того, как берлинское радио разнесло на весь мир о том, что под Катынью совершенно случайно якобы найдены рас­стрелянные польские генералы и офицеры.

Спустя 10 дней газета «Нью-Йорк тайме» писала: «Как русские, так и поляки попали в нацистскую ловуш­ку». Почему американцы так отметили? Да потому что скандал, произошедший в Берлине и в Варшаве, привел к тому, что наше правительство вынуждено было разо­рвать отношения с Польшей. И вот с этого момента идет, в общем-то, непрекращающаяся игра в одну проблему: кто виноват?

Самое любопытное: сами немцы после эксгумации определили только 2 тысячи 730 человек, только лишь. Кто остальные — неизвестно, но мало ли в земле бывает трупов. При этом оказалось, что там, в этих общих моги­лах, были как военные, так и гражданские, военные как в зимней форме, так и в летней. Иными словами, сра­зу выяснилась весьма запутанная ситуация. Но поляков уже тогда это не смутило. Польский Красный Крест, ко­торый работал под контролем нацистских оккупантов, был коллаборационистом, что уж тут говорить, участво­вал в этом скандале и упорно настаивал на том, что вина за расстрел лежит на нас Но давайте, прежде всего, об­ратимся к главной проблеме, к проблеме цифр.

Итак, немцы своей якобы независимой экспертной комиссией, которая была сформирована из представи­телей либо стран-сателлитов — Венгрия, Румыния, либо покоренных — Франция и т.д. (был только один незави­симый эксперт из Швейцарии, да и тот сознался потом, после войны, и отнюдь не перед нами, что ему заплати­ли довольно много, — ну а, как известно, кто платит, тот и заказывает музыку), ну так вот, немцы установили, что в земле лежат 4 тысячи 151 человек. Определили, что это польские офицеры и генералы—2 тысячи 730, хотя там были и рядовые. А затем начинаются просто игры с этими цифрами.

Вы знаете, что 73 тысячи солдат и офицеров соста­вили так называемую армию Андерса. То есть, по дого­вору между СССР и Польшей в Москву приезжал сразу после начала войны их премьер-министр генерал Си-корский. Была достигнута договоренность о формиро­вании польской армии, которая должна была после ее создания тут же идти на фронт.

73 тысячи — серьезное подспорье в конце 1941 года для нашего фронта. Однако поляки не захотели воевать на нашем фронте. В марте и в августе 1942-го они ушли через Иран сначала в Ирак, а затем их позже переброси­ли в Италию, где превратили в пушечное мясо.

До сих пор поляки поют песню о маках Монте-Каси-но, это небольшой итальянский поселок между Неапо­лем и Римом. Там немцы остановили почти на год анг­ло-американские силы. При этом местность там прак­тически ровная, зацепиться там обороняющимся не за что, и тем не менее поляки смогли при поддержке аме­риканцев и англичан овладеть немецкими укрепления­ми. Многие из солдат и офицеров армии Андерса сло­жили там голову.

Ладно, 73 тысячи в армии Андерса. После разрыва отношений с Польшей, по предложению поляков, кото­рые жили в СССР, началось формирование новых поль­ских подразделений. Сначала это дивизия имени Таде­уша Костюшко, которая вскоре превратилась в Войско Польское, первую армию.

Почему-то, когда подсчитывают жертвы Катыни, не учитывают ни 73 тысячи из армии Андерса, ни те еще десятки тысяч поляков, которые вошли в сформирован­ную на нашей территории вторую, по сути дела, поль­скую армию.

Такая же чехарда происходит и с общим количеством польских пленных, которые оказались у нас. По данным 1939 года, то есть до Катыни, было общеизвестно, что по­ляки после поражения потеряли в качестве пленных 450 тысяч человек. Это пленные, взятые как немцами, так и нами. При этом, согласитесь, вряд ли большая часть мог­ла оказаться у нас, потому что поляки вели бои против немцев на севере, западе и юге, а к нам попали только те, кто отступал в результате сражений с немцами.

Документы, те документы наши, которым можно ве­рить, говорят: 150 тысяч польских пленных. Сегодня в нашей и польской пропаганде 150 тысяч превратились в 250, и этому нигде нет никаких объяснений. Получает­ся, что большинство пленных оказалось именно у нас.

При этом тут же забывают напрочь и о цифре в 130 тысяч, потому что она очень легко распадается на со­ставные. 42 тысячи польских военнослужащих, которые были призваны в армию— учителя, врачи, агрономы, кто угодно, как обычно бывает, призыв, война, — мы ос­вободили, это те, кто проживал на территории Западной Белоруссии и Западной Украины. 42 тысячи таких же военнослужащих польской армии мы отправили через линию перемирия с немцами как жителей чисто поль­ских территорий. Вот уже практически больше полови­ны пленных нет.

Тогда же из этих военнопленных 25 тысяч 115 чело­век были переданы для формирования армии Андер­са. Кроме того, несколько тысяч пленных бежали, умер­ли. И тут ну никак не получается больше 8 тысяч всего, как ни считай. Вот именно поэтому от цифры в 130 тысяч 242 пленных все пытаются уходить.

Теперь хотел бы обратить ваше внимание на еще одну странную вещь. Я думаю, что ни Берия, ни его за­местители в 1940 году слабоумными не были. Почему я об этом говорю?

Представьте три лагеря: Старобельский (Вороши-ловградская область). Козельский (Смоленская область) и Осташковский (Тверская область). Хорошо, решили, предположим, расстрелять военнопленных. Зачем нуж­но было их везти расстреливать под Смоленск? Нор­мальный человек ответ на этот вопрос никогда не даст.

Никогда не был ни под следствием, ни под судом, ни тем более в тюрьме и так далее, не знаю их быт, но сомневаюсь, что у нас, даже отправляя на расстрел, лю­дям оставляли документы, дневники, награды и прочее. Очень сомнительно это. Зато это легко совпадает с тем, что немцы сделали 31 августа 1939 года в Глявице, ко­гда нарядили нескольких своих эсесовцев в польскую форму и бросили их на захват радиостанции, чтобы по­лучить предлог для нападения. У немцев были также ла­геря польских военнопленных. И немцы располагали любой возможностью, чтобы снабдить трупы расстре­лянных на польской ли, на нашей ли территории любы­ми, какими угодно документами. Тут огромный знак во­проса. Но, повторяю, прежде чем Путину и Медведеву брать от имени всей страны вину за расстрел, они долж­ны все объяснить как юристы. Подчеркиваю, я историк, не юрист, они же заканчивали юридический факультет...

Из зала: Медведев считает себя высшим юристом...

Жуков ЮМ:

Нет. Я исхожу из того, что раз человек учился на юр­факе, по гроб жизни он знает, как нужно себя вести в та­ких случаях.

Пусть они ответят на эти вопросы. Зачем нужно было для расстрела везти приговоренных за тысячу ки­лометров? Только для расстрела?

И второе. Пусть докажут, что у нас в НКВД были та­кие лопухи, что оставляли всем людям, которых расстре­ливали, документы.

Ну и последнее. Я о том, что их расстреливали из пис­толетов в затылок, что, насколько я знаю, также не было принято у нас Расстреливал обычно взвод, из винтовок, скорее всего в грудь, иногда в спину. Но в затылок массо­вые расстрелы мы не производили, да и произвести это невозможно. Вдумайтесь, 4 тысячи человек расстрелять из пистолета. Сколько на это уйдет времени?

Я Катынское дело не стал бы ограничивать самим фактом этого расстрела. Почему? Во-первых, нужно все время помнить о том, к чему это привело, — разрыву дипломатических отношений. Польша фактически ока­залась нашим противником в войне вместе с Германией, Италией и так далее.

Далее — поведение поляков в годы войны. Все вы знаете, что такое Армия Крайова. Это польские офице­ры, которые ушли в подполье и готовились к тому, что­бы, когда будет освобождена территория, взять власть в руки ради лондонского правительства. И вот здесь нуж­но вспомнить маленькие детали. Сегодня громко гово­рят о Волынской резне, когда бандеровцы резали по­ляков. Да, нам сегодня это выгодно, когда речь идет о Бандере как «герое Украины». Но мы не имеем права за­бывать, что так же вырезали, только украинцев и евре­ев, аковцы, поляки. Мы должны помнить о восстании, которое они подняли в момент освобождения Вильню­са, который для них всегда был Вильно, где на окраине города до сих пор есть кладбище, на котором похоро­нены польские легионеры, которые освобождали эту польскую землю, а в центре громадная глыба черно­го гранита, на котором высечены слова: «Мать и серд­це ее сына». Речь идет о матери Пилсудского и сердце Пилсудского. Тело — да, в Кракове, но сердце — в Виль­но. Об этом всегда забывают, помнят только о советско-польской войне 1920 года.

И здесь опять же нужно говорить не только о вой­не 1920 года, а о том, что поляки, получив из рук Вер­ховного совета Антанты независимость, сначала начали войну против Германии, поверженной, небоеспособной (ноябрь — декабрь 1918-го), а уже с января — февраля 1919-го развернули агрессию против нас. И войну меж­ду Польшей и Советской Россией не только 1920 года, но и 1919-го помнить нужно. Потому что в конечном ито­ге тогда и сформировался антагонизм между Москвой и Варшавой, когда стоял вопрос, можно ли полякам от­давать ту территорию, которая входила в границы Речи Посполитой 1772 года, «от можа до можа», от Балтийско­го до Черного, включая всю Литву, Латвию, Белоруссию, Украину, ну и еще немножко чисто русской земли, или нельзя отдавать. Вот этот комплекс исторических во­просов необходимо рассматривать вместе с Катынью.

Кроме того, рассматривая Катынское дело, нужно все время помнить и о том, как те же аковцы по мере на­ступления Красной Армии охотились за русскими сол­датами и офицерами и убивали их из-за угла. Это было выяснено на процессе по делу Смрковского и Акулиц-кого. Там большая была группа. Там приводились страш­ные свидетельства, как поляки, те люди, которых мы ос­вободили от нацистской оккупации, от угрозы полного уничтожения, продолжали воевать с нами и в 1945 году, и в 1946-м и даже в 1947-м.

Если мы будем рассматривать все эти события в со­вокупности, только тогда мы увидим место в них Каты-ни, сегодняшней якобы козырной карты польских поли­тиков.

Те, кто постарше, помнят, что одно время поляки в качестве претензии нам представляли нежелание по­мочь восставшем в Варшаве в августе 1944 года. Хотя до Варшавы нам нужно было идти и идти, полякам нуж­но было срочно поднять бело-красный флаг и объявить, что эта территория подконтрольна лондонскому прави­тельству. Все. На этом поставить точку. Не получилось. Очень долго они вменяли нам это в вину.

Наверное, кто-то помнит фильм «Канал», посвящен­ный этому восстанию. Там есть последний кадр, когда эти повстанцы, в общем-то, хорошие ребята, воевавшие с немцами, смотрят на ту сторону Вислы, на восток, и ви­дят наших. То есть, этим был крохотный укол нам сде­лан: вот, мол, стояли на другом берегу— и не помогли нам. Но потом все разговоры о варшавском восстании кончились. Вот теперь начинается новая линия. Теперь мы преступники в Катыни.

Но рассматривать катынскую проблему нужно не только исторически, но еще и проводить настоящее следствие. Прежде всего, нужно потребовать от вла­стей, назовем это так, все документы, связанные с Каты-нью, и провести две экспертизы.

Во-первых, чисто криминалистическую. Установить, когда изготовлена бумага, что за машинка и так далее, то есть то, что делается в ходе обычного, нормального следствия с любыми документами, которые являются доказательной базой.

Во-вторых, такая же экспертиза должна быть прове­дена археографами, специалистами по документам, ко­торые будут проверять, а правильно ли сформулирова­ны все названия, адресаты, оформлен ли документ соот­ветствующим образом. Потому что, как вы знаете, здесь есть слишком много вопросов, слишком много свиде­тельств того, что те документы, которые нам дают в ка-^ честве решающих доказательств, скорее всего, просто подделка.

Куняев С. Ю., писатель, главный редактор журнала «Современник»:

Листаешь польскую прессу последнего десятилетия, и такое впечатление складывается, что вся страна, весь народ ждет не дождется очередного юбилея Катынских событий, что лишь катынский допинг объединяет все польское общество — правых и левых, старых и малых, католиков и атеистов, поляков и евреев — в одно целое.

Каждый год в Варшавском королевском замке про­ходит Катынская конференция. Постоянно работает с но­выми публикациями Институт национальной памяти. Ки­пит издательская деятельность. Союз катынских семей постоянно выступает со всяческими ультиматумами.

Вот несколько цитат из польских СМИ, которые я со­бирал последние годы:

«В 65-годовщину катынского преступления сенат призвал российские власти в соответствии с междуна­родным законодательством признать катынский рас­стрел актом геноцида» («Новая Польша», № 5). «Можно было бы созвать и Нюрнберг» («Новая Польша», № 2).

Следующее. «В вопросах компенсации важную роль может сыграть Европейский Союз по правам человека в Страсбурге» («Новая Польша», № 2).

Следующая цитата: «Поляки (отнюдь не историки. — С.К.) в стремлении назвать поименно каждую жертву преступных репрессий неутомимы». И это лишь малая часть из той россыпи высказываний, которую я могу ци­тировать долго.

Венцом катынского пропагандистского шабаша было награждение в год 60-летия нашей Победы, пять лет тому назад, президентом Польши А. Квасьневским архитектора перестройки А. Яковлева, главного архи­виста ельцинской эпохи Р. Пехоя, главных историков по катынскому делу Н. Лебедеву и В. Парсаданову, работав­ших на польскую версию и на польские гранты.

Сначала катынские жертвы в польских СМИ называ­лись просто офицерами, что соответствовало действи­тельности. Цитирую: «Уничтожение польских офицеров в 1940 году следует назвать военным преступлением, не подлежащим прекращению за давностью».

Потом польские идеологи поняли, что просто «офи­церы» звучит с недостаточной пропагандистской силой, и в СМИ появилась другая формулировка, цитирую: «Ин­теллигенты, которые в сентябре 1939 года надели ста­рые мундиры, чтобы защищать родину от нашествия гитлеровских войск, и попали в руки Сталина».

Но это показалось мало идеологам каты некого мифа, и они выработали новый штамп, выбивающий слезу не­нависти: «Были расстреляны люди, составляющие кос­тяк польского государства: офицеры, чиновники, адво­каты, врачи, учителя и поэты. Это была хладнокровная попытка уничтожить элиту общества».

В брошюре «Историческая пропаганда России в 2006—2009 годах», недавно изданной Польским бюро национальной безопасности, в этот элитный список до­бавлены еще и знаменитые артисты. Причем ни одной фамилии ни одного знаменитого артиста, ни одного по­эта, ни одного учителя, научного работника там нет. Все только в общих чертах. Все это преследует одну цель — доказать, что весной 1940 года в Катыни под Смолен­ском погиб цвет нации. Однако есть и другие точки зре­ния на этот цвет нации, на этих интеллигентов, одетых в старые офицерские мундиры.

В 1931 году в журнале «Новый мир» № 5—6 были опубликованы воспоминания комиссара Красной Ар­мии Якова Подольского, побывавшего в 1920—1923 го­дах после нашей неудачной войны в шляхетском плену. Вот отрывки из этих воспоминаний. Он еврей по нацио­нальности.

Цитирую: «Распахнулась дверь. С криком и ругатель­ствами вошли несколько унтеров.

— Жид? — с остервенелой злобой бросил мне один полячек.

— Нет.

— А кто есть?..

— Татарин, — сказал я, быстро учтя органические осо­бенности, роднящие мусульман с евреями.

— Жид проклятый, — послышался его жирный ба­ритон по соседству со мной, он дошел до еврея-красно­армейца. Хрястнуло несколько ударов.

Помню, как на больших станциях к нашему вагону подходили господа с палками. Дамы из общества наи­более подходящих, в кавычках, пленных вытаскивали из вагона, били и царапали. Особенным успехом пользова­лись евреи.

С тошнотой вспоминаю, как эти звери подступали ко мне. Ужасное отмщение готовит себе шовинистиче­ская буржуазная Польша».

Вот это все написано и напечатано у нас в журнале «Новый мир» почти за 10 лет до Катыни.

Еще из воспоминаний Подольского, просто цитаты: «При мне засекли двух солдат, парней, пойманных в со­седней деревне. В лагере начался голод, бесчеловечная жестокость, нередко доходившая до прямых убийств на­ших пленных на потеху пьяной офицерни.

Ночью по нужде выходить опасались. Часовые под­стрелили двух парней, вышедших перед рассветом из барака. Оскорбление начальства стоило жизни не од­ной сотне наших военнопленных. Вряд ли ошибусь, ска­зав, что на каждого вернувшегося в Россию приходится двое похороненных в Польше».

Вот какой была польская элита, со слов Подольско­го, в 20—30-е годы.

Катынское дело в конце ноября 2009 года перешло под международную юрисдикцию. Это обусловлено тем, что Европейский суд принял к рассмотрению иски се­мей польских военнопленных офицеров, расстрелян­ных в Катыни.

Учитывая невероятную поспешность, с которой Ев­ропейский суд начал рассматривать иски поляков, весь­ма вероятно, что оглашение вердикта по этим искам будет приурочено к 65-годовщине Победы Советско­го Союза в Великой Отечественной войне. Боль от ката­строфы с самолетом затихнет, но иски все равно оста­нутся. И на них надо будет отвечать, изучив все белые и темные пятна Катыни, иначе мы не защитим наши на­циональные интересы. Мелочей в Катынском деле нет. В нем важно все.

Фильм Вайды «Катынь»... Вайда выступал потом, по­сле этого фильма, а я думал, какой великий фильм «Пе­пел и алмаз» он сделал при тоталитарном режиме в Польше и какой бездарный фильм он сделал сегодня, в свободной, абсолютно демократической Польше, когда ему было позволено снять все, что угодно...