5. Виктор Илюхин. Путин. Правда, которую лучше не знать.

Остановимся на понятии «коррупция». Ее опреде­ление в международном праве в основном сводится к тому, что коррупция обозначается как злоупотребление государственной, муниципальной (местной) властью для получения выгоды в личных целях чиновника.

8 ноября 1990 года была принята Конвенция Сове-га Европы об отмывании, выявлении и конфискации до­ходов от преступной деятельности. К сожалению, Рос­сия ратифицировала ее лишь 28 мая 2001 года. Навер­ное, не надо объяснять, почему так поздно. Ответ прост. Ельцинской команде, растаскивающей национальное достояние страны по частям, в которой главной фигу­рой был Б. Березовский, конвенция в случае ее ратифи­кации была бы пусть небольшим, но все же препятстви­ем для казнокрадства и жульничества.

27 января 1999 года Совет Европы принял Конвен­цию об уголовной ответственности за коррупцию, а 4 ноября 1999 года Конвенцию о гражданско-правовой ответственности за нее.

И одним из самых весомых актов является Конвен­ция ООН против коррупции от 31 октября 2003 года, которая является комплексным универсальным меж­дународным договором, препятствующим развитию и распространению коррупции во всех сферах жизнедея­тельности.

Все названные конвенции ратифицированы Россий­ской Федерацией, являются для нас обязательными в исполнении.

Теперь о российских законах, направленных на уси­ление противодействия коррупции. Традиционно мы начинаем говорить о Конституции Российской Федера­ции, потом приводим законы, регулирующие порядок прохождения государственной службы, о судоустрой­стве, прокурорском надзоре, называем уголовный и ад­министративный кодексы, иные законодательные акты, ведомственные нормативные документы и многое дру­гое. А теперь у нас есть специальное законодательство по противодействию коррупции. Законодательных, нор­мативно-правовых актов тьма, а коррупция как процве­тала, так и продолжает процветать.

Почему? Ответ на поверхности. Во-первых, как уже отмечалось, продажный чиновник никогда не обеспе­чит неукоснительного исполнения законов. Во-вторых, по злому умыслу тех же чиновников из президентских, правительственных структур, некоторых народных из­бранников многие российские законы несовершенны. Они — полумеры и даже хуже того в предупреждении беловоротничковой служебной преступности.

Из этого следует один очень важный вывод— без великой кадровой революции невозможно нанести ощутимый удар по коррупции.

Обратимся к Основному закону страны. Его отдель­ные конструкции, на мой взгляд, носят незавершенный характер, а сам закон, ориентированный в своей сути на демонтаж прежней системы, так и не стал надежной ба­зой для развития истинного народовластия.

Совет Федерации систематически потрясают кор­рупционные скандалы. Не в последнюю очередь и пото­му, что он формируется не путем прямых тайных выбо­ров всем населением страны. В нем находятся предста­вители руководителей исполнительной власти субъектов Федерации и «посланцы» законодателей тех же регио­нов. Их выдвижение в Совет Федерации фактически про­исходит кулуарно, зачастую по подсказке из Кремля, а побудительными мотивами назначения нередко стано­вятся корыстные интересы отдельных должностных лиц. Вот почему представителями республик, краев, областей в Совете Федерации нередко становятся люди, ранее не имевшие никакого отношения к региону.

И еще один серьезный конституционный изъян — концентрация огромной власти в руках президента, вла­сти, переходящей в абсолютизм. Этим, несомненно, зло­употребляют люди из его окружения.

Процедура отрешения президента от занимаемой должности за неблаговидные поступки, предусмотрен­ная ст. 93 Конституции РФ, является громоздкой и фак-шчески нереализуемой. Отсюда проистекают бескон­трольность и вседозволенность. А где есть безответст­венность, безнаказанность, там и разложение власти.

Конституция не содержит положений об императив­ном мандате, о праве избирателей заявить о досрочном прекращении полномочий депутата Госдумы. Само Фе­деральное Собрание фактически лишено какого-либо контроля за исполнительной властью. Не надо обманы­вать себя, что оно контролирует правительство во вре­мя принятия, исполнения федерального бюджета. Не контролирует!

Очевидно разрушает независимость прокурорского надзора и та часть ст. 129 Конституции РФ, где закрепле­но, что прокуроры республик, краев, областей, Москвы и Санкт-Петербурга назначаются генеральным прокуро­ром РФ по согласованию с субъектами Федерации, в том числе и главами исполнительной власти.

* # *

В этих условиях специальное законодательство по противодействию коррупции просто необходимо, хотя повторюсь, что по сравнению с началом 90-х годов у нас есть законы, регулирующие порядок пребывания на служебной стезе, законы о судопроизводстве, а также законы, регулирующие ведомственную деятельность, есть административный, уголовный кодексы и т. д.

Необходимость в специальном законодательстве проистекает из того, что оно является базой, вокруг ко­торой и на основе которой должны разрабатываться и приниматься все правовые нормы по противодействию коррупции, и в первую очередь те, что в сути своей но­сят предупредительный характер. Применение уголов­ного кодекса — это последнее воздействие, к которому прибегают только тогда, когда не сработали все осталь­ные меры. К сожалению, у нас в стране все наоборот, на первое место вышли уголовно-репрессивные формы предупреждения зла.

Мы должны иметь специальное законодательство, ибо этого требуют и международные конвенции, к кото­рым Россия присоединилась.

Если говорить о содержании президентских ини­циатив, то они какой-либо радикальности не несут. За­кон о противодействии коррупции содержит опреде­ление коррупции и предусматривает в обязательном порядке внесение деклараций о доходах для всех чи­новников и еще раз закрепляет понятие конфискации имущества виновных лиц. Внесены изменения в закон о правительстве, обязывающие всех членов правительст­ва представлять декларации о своих доходах.

Два других закона приняты в связи с ратификацией Конвенции ООН об уголовной ответственности за кор­рупцию от 31 октября 2003 года. Они уточняют порядок прохождения службы в правоохранительных органах, в прокуратуре и на судебном поприще, уточняют порядок внесения деклараций о доходах, наделяют финансовые, оперативные службы дополнительными полномочия­ми по проверке достоверности заявленных деклараций и по отысканию имущества, незаконно нажитого или не указанного в декларациях.

При обсуждении законопроектов в первом чтении споры развернулись по ряду существенных моментов. Например, по кругу лиц, которые обязываются представ­лять декларации. Президент ограничился чиновниками, их супругами и несовершеннолетними детьми. Считаю, что декларации должны подаваться в обязательном по­рядке супругами и в отношении всех лиц, находящихся на иждивении государственного и муниципального слу­жащего. Социальное положение несовершеннолетне­го ребенка мало чем отличается по доходам от студента вуза или иного учебного заведения.

Такая поправка мною была внесена ко второму чте­нию по законопроектам, но она не нашла поддержки у нынешнего думского большинства в лице фракции «Еди­ная Россия», и прошел президентский вариант.

Состоялась большая дискуссия по самому понятию «конфискация имущества». В законопроекте оно своди­лось к изъятию только незаконно полученного, в том чис­ле и от ценных бумаг, запущенных в оборот чиновником.

Моя позиция заключается в другом. Конфискации подлежит все имущество виновного лица, за исключе­нием того, что остро необходимо для проживания нахо­дящихся на его иждивении несовершеннолетних детей, престарелых родителей и инвалидов. Иными словами — конфискацию надо рассматривать, как дополнительное наказание. Только тогда можно получить реальный ус­пех в противодействии коррупции. Однако опять это предложение не нашло поддержки у того же думского большинства. Как и предложение о недопустимости на­хождения в правительстве лиц, состоящих в любом род­стве, поправки об увеличении составов преступлений, в которых предусматривалась бы конфискация имущест­ва, в первую очередь за преступления, совершенные в финансовой, банковской и хозяйственной сферах.

Были споры и по другим моментам, но они менее значимы.

* * #

Несколько слов о развитии российского антикорруп­ционного законодательства за последнее десятилетие. Еще в 1995 году мною были заявлены два законопроекта: «О борьбе с коррупцией» и «О борьбе с организованной преступностью». В их разработке активное участие при­няли сотрудники Генеральной прокуратуры. Мы весьма благодарны А.И. Долговой, доктору юридических наук, профессору, заведующему отделом Академии прокурату­ры, за ее труд, настойчивость и последовательность.

Почему два законопроекта? Да потому, что кор­рупция является «крышей» для организованной пре­ступности в силу продажности чиновников, и в первую очередь сотрудников правовых ведомств. Поэтому на­ступление должно идти одновременно по двум направ­лениям. К сожалению, об этом частенько забывают как в правительстве, так и в Генеральной прокуратуре, в пра­воохранительных органах.

Проекты тяжело проходили в Госдуме, еще тяжелее в Совете Федерации, тем не менее они были одобрены законодателями.

Но бывший президент Б. Ельцин отказался их под­писывать. Законопроекты были доработаны с учетом ряда высказанных им замечаний и вновь одобрены Фе­деральным Собранием, но их постигла та же участь, что и первые варианты. А потом настала очередь Путина, ко­торый через своих представителей в Госдуме дал понять, что он против данных законодательных инициатив.

Что не нравилось в них команде Ельцина? В первую очередь то, что они предусматривали создание специ­альной парламентской комиссии по проверке фактов коррупции, иных нарушений законов высшими должно­стными лицами, в том числе и президентом. Почему и президентом? Все дело в том, что ст. 93 Конституции РФ закрепляет положение, что президент может быть отре­шен от должности в случае совершения им только госу­дарственной измены или иного тяжкого преступления. Все остальные негативные моменты в поведении главы государства не берутся во внимание.

А теперь вспомним содержание закона «О прокура­туре Российской Федерации», в котором черным по бе­лому записано, что в органах прокуратуры не могут со­стоять на службе люди, скомпрометировавшие себя или совершившие преступления любой степени тяжести. Та­ким образом к работнику прокуратуры, судье предъяв­ляются более высокие требования в сфере нравственно­сти, чистоты и честности в поведении, чем к президенту.

К сожалению, такая формулировка ст. 93 Конститу­ции РФ при абсолютной неприкосновенности президен­та фактически выдает ему индульгенцию на совершение иных преступлений. Конечно, хотелось бы верить, что ни один президент их никогда не совершит, хотя по ука­занию Ельцина, например, выбрасывали за борт парохо­да в енисейские воды господина Костикова, его помощ­ника по информационной политике. И все же редакцию части 1 ст. 93 Конституции РФ считаю некорректной от­носительно главы государства.

Что еще не понравилось ельцинскому окружению в нашем законопроекте? Это те же декларации о дохо­дах в отношении чиновников высокого ранга и членов их семьи. То, что сегодня в определенной мере присут­ствует в законах Медведева.

И еще один оспоренный момент. Команда Ельцина во всеуслышание и не стесняясь заявила, что под дей­ствие антикоррупционного закона не могут подпадать помощники президента. Их логика сводилась к тому, что президент является главой государства, но не является должностным лицом. А коли так, то и они не являются таковыми. Очевидная нелепость, но ее приводили в ка­честве аргумента против принятия закона «О борьбе с коррупцией».

На самом деле все было гораздо проще. Президент­ская власть отвергала саму идею принятия антикор­рупционного законодательства. В условиях варварской приватизации понятие «законность» было выброшено на свалку.

Считаю уместным сослаться на высказывание А. Лиф-шица, бывшего помощника президента Ельцина. Отвечая на вопрос одной из московских газет, он заявил пример­но так: мол, активная борьба с коррупцией и организо­ванной преступностью может торпедировать все эконо­мические реформы в России. После этого несложно сде­лать вывод о нравственной стороне всех этих реформ.

Безусловно, в то время господствовал криминал. Его влияние на экономику, общественную жизнь в настоя­щий момент несколько ослабло, но не настолько серь­езно, чтобы люди чувствовали себя свободными, защи­щенными от насилия и воздействия денежного мешка.

* *■ *■

В связи с этим хочу остановиться на главных причи­нах коррупции в России. Они во многом базируются на происходящих процессах, той ситуации, в которой ока­залась страна.

В 1990-е годы в России произошел отход от прежней системы власти, прежних жизненных устоев. Создался определенный вакуум, который и заполнили лица с кри­минальной ориентацией. Они проникли как во власть, так и в сферу экономики, социальной жизни.

Не будем вдаваться в подробности, чего больше хо­тели и чего не предвидели творцы так называемых де­мократических реформ. В одном уверен, что Лозунги о демократии, о политических и прочих свободах, о пра­вах человека оказались всего лишь ширмой, за которой произошел передел собственности, породивший класс крупной буржуазии. Что касается прав и свобод челове­ка, то о них почти тут же забыли.

Жизненные процессы проистекали в состоянии все­общего хаоса и невиданного доселе правового разложе­ния власти и общества, что и стало питательной средой для коррупции и организованной преступности. О чем тут рассуждать, когда один из творцов перемен Г. Попов, будучи мэром Москвы, в начале 1990-х годов фактически ратовал за легализацию взяточничества. По его выраже­нию, ему было неудобно, когда он не знал, сколько и кому надо дать денег, чтобы решить тот или иной вопрос.

Еще один творец псевдоперестройки А. Яковлев про­возгласил и двигал тезис: «Разрешено все, что не запре­щено законом». Прежние законы выбросили на свалку, а новые еще не появились. Все запреты были сняты. Хо­ровод вели безнравственность, безответственность, все­дозволенность и безнаказанность. Правовой нигилизм в 90-х годах достиг невиданного масштаба, и из его про­пасти нам придется выбираться не один десяток лет.

Прежние причины коррупции продолжают сущест­вовать, а некоторые из них отяготились еще сильнее. Речь идет о семейственности во власти. Это было при Ельцине, усилилось при Путине и остается при прези­денте Медведеве.

Государственная власть как на федеральном, так и региональном уровне зачастую строится по принципу землячества, клановости, кумовства, личной преданно­сти руководителю, но не по принципу знания дела, про­фессионализма и честности.

Все это, очевидно, не требует каких-то расшифровок, как и подтверждение того, что подобный процесс фор­мирования «элиты» федеральной власти «из питерских» стал уже оскорбительным для всей остальной России.

В стране фактически не задействован механизм ро­тации кадров в сфере управления, что лишь усилива­ет коррупцию. А если ротация и происходит, то опять в пользу представителей северной столицы.

Должен отметить, что между ветвями судебной вла­сти, между ними и прокуратурой, между прокуратурой и следственными комитетами неизбежно возникают споры и противоречия по поводу правоприменительной практи­ки, сути законов, регулирующих их деятельность, полно­мочий и компетенции. Могу утверждать, что эти споры у президента и председателя правительства, в Федеральном Собрании решаются в основном в пользу тех ведомств, ко­торые возглавляются питерскими однокашниками. Одна­ко принятые по спорам решения зачастую бывают необъ­ективными и не в интересах общества и государства.

Не в последнюю очередь уровень коррупции зави­сит и от работы правоохранительных органов, судебной системы. А здесь, как говорится, вопросов хоть отбавляй. Беспокоит укоренившаяся торговля сотрудниками про­фессиональными интересами, низкий уровень подго­товленности следственных кадров, разобщенность, по­стоянные конфликтные ситуации между руководством следственных подразделений и прокурорами.

Я был и остаюсь противником создания Следствен­ного комитета при прокуратуре РФ. Это стратегическая ошибка, которую допустили в первую очередь прези­дент и Федеральное Собрание. Следствие фактически поставили над надзором, а это всегда сопряжено с пе­чальными последствиями. Они уже есть. Тысячи людей незаконно арестованы. Однако ошибку в какой-то мере можно исправить, вернув прокурору полномочия по от­мене незаконно принятых следователями процессуаль­ных решений.

Я против образования единой федеральной след­ственной службы. Ее создание неизбежно вызовет но­вые противоречия в правоохранительной системе, кон­фликтность и волокиту в реагировании на совершенные преступления, безответственность ведомств в преду­преждении правонарушений. К тому же Следственный комитет при МВД России уже и сейчас расследует более 80% уголовных дел.

Как компромиссный вариант можно рассмотреть вопрос о передаче по подследственности в МВД всех дел о посягательствах на жизнь и здоровье граждан. За прокурорскими же следователями необходимо сохра­нить расследование дел о должностных преступлениях, о преступлениях, совершенных судьями и работниками правоохранительных органов, прокуратуры.

Заметим, что в последнее время ограничения в от­ношении граждан, к сожалению, стали более массовыми. Причин тому много, остановлюсь лишь на некоторых.

По ранее действовавшему законодательству, если не брать во внимание некоторые трагические периоды жизни общества и государства, можно сказать со вре­мен судебной реформы Александра II, главной целью и обязанностью судебного рассмотрения считалось уста­новление истины, поиск правды. Ныне же — чуть ли не создание судом равных условий для спорящих сторон, для обвинения и защиты. Мы хорошо знаем, что в споре истина не только рождается, она может в нем и утонуть. Особенно при пассивной роли судьи в процессе.

К сожалению, на законодательном уровне произош­ло и закрепление обвинительного уклона на стадии доз­нания и предварительного расследования, с чем мы в свое время активно боролись. Мы исходили из вели­кого постулата, что следователь и дознаватель должны быть исследователями. В равной мере собирать доказа­тельства как обвинения, так и оправдания, защиты неви­новного лица.

Теперь все это перечеркнуто тем, что следователь и дознаватель включены в сторону обвинения (ст. 5 УПК РФ) и могут даже поддерживать государственное обвинение по находившимся в их производстве делам. Это неправильно — обвинять может только прокурор, но не следователь и не дознаватель.

По ранее действующему Процессуальному кодек­су продлить срок содержания обвиняемого под стра­жей до 12 месяцев мог только Генеральный прокурор Советского Союза. И только после тщательного изуче­ния материалов уголовного дела. Как правило, в Глав­ное следственное управление Прокуратуры СССР вы­зывались заместители прокуроров республик, руково­дители управлений МВД СССР. Составлялись планы по выполнению следственных и оперативных мероприя­тий по уголовным делам, по которым возбуждалось хо­датайство о продлении содержания обвиняемого под стражей. И лишь после этого можно было идти в каби­нет Генерального прокурора за санкцией на увеличение срока ареста.

А что сейчас? Каждый федеральный судья, начиная от районного и городского уровня, имеет право про­длить срок содержания арестованного до 12 месяцев.

и, конечно, при отсутствии того порядка изучения уго­ловных дел, о котором говорилось. Вероятность ошиб­ки увеличивается многократно. Поэтому каждый год из-под стражи освобождается около 3 тыс. арестованных за неподтверждением их вины.

Я вообще приверженец того, чтобы держать суд как можно дальше от предварительного расследования и дознания, чтобы он рассматривал дела по существу, бу­дучи абсолютно несвязанным позицией, высказанной по тому или иному вопросу во время следствия.

Например, как по жалобе или представлению про­курора суд может проверить обоснованность предъяв­ленного обвинения? Ему все равно придется входить в оценку имеющихся доказательств. Одно дело — на пер­воначальной стадии следствия, дознания, а другое — на стадии их завершения. И в случае согласия с обвинени­ем суд фактически может предопределить рассмотре­ние дела по существу.

Вот почему законодатель решил отказаться от су­дебных заключений при решении вопроса о возбужде­нии уголовных дел в отношении ряда должностных лиц или лиц, наделенных процессуальными полномочиями, перечисленных в гл. 52 УПК РФ, в частности адвокатов.

Изменение этого порядка возбуждения уголовных дел, на мой взгляд, будет способствовать и усилению борьбы с коррупцией.

* * *

Известно, что после создания Следственного коми­тета при прокуратуре РФ в июле 2007 года были внесе­ны существенные изменения в процессуальное законо­дательство. В частности, в ст. ст. 38, 39, 146 УПК РФ од­нозначно было закреплено, что правом на возбуждение уголовных дел обладают 3 субъекта: орган дознания, дознаватель и следователь. И никто другой.

Кое-где решили подправить закон. Например, в Следственном управлении УВД Курской области изда­ли инструкцию, согласно которой начальник следствен­ного отдела следственной части был наделен правом на возбуждение уголовных дел. И тот воспользовался этим правом, возбудив несколько дел.

Постановления справедливо были обжалованы об­виняемыми. Районный суд, поддержанный прокурором, их жалобы отклонил. В таком же порядке их отклонили все судебные инстанции Курской области. Вот вам и су­дейская солидарность на стадии предварительного рас­следования. Доходит до цинизма. Надзорная инстанция областного суда, отклоняя очередную жалобу, в своем постановлении указала, что районный суд при рассмот­рении дела по существу может принять иное решение. Полная деградация. Как его принять, если областной суд уже все определил, а нижестоящий суд не наделен правом на отмену решений кассационной и надзорной инстанции.

Но меня не меньше тревожит позиция прокуратуры области. Почему она согласилась с беззаконием? Поче­му она процессуальную норму принесла в жертву пре­словутой «целесообразности»? Еще раз отмечу, что для прокурора и суда нет ничего превыше закона.

В хабаровских судах пошли дальше. Чтобы опоро­чить показания того или иного свидетеля, истребовали из УВД края справки о том, что лицо, дающее показания, является активным членом преступного сообщества, а потому его показаниям верить нельзя. Вот так, без суда и следствия, без вынесения приговора человека объя­вили участником преступного сообщества. Как от этого пахнуло далеким прошлым! Может быть, и «тройки» при МВД РФ скоро будут создавать?

Но ведь прокуратура края опять молчит.

Плохо, когда допускаются ошибки, но еще хуже, если в них начинают упорствовать, вместо того чтобы немед­ленно исправить положение, извиниться перед потерпев­шим и возместить причиненный ему ущерб. И вовсе не­терпимо, когда руководители берут под защиту злостных нарушителей законности. Считаю, пусть лучше останется вакантным служебное место, чем его будет занимать на­рушитель, нечистоплотный, непорядочный человек.

Что касается в целом судебной деятельности, то ее необъективность, возможности для злоупотребления служебным положением, на мой взгляд, были заложе­ны базовыми законами о судоустройстве в России. Су­дебная система, сформированная по принципу замкну­того круга, в котором корпоративная солидарность ста­ла подавлять все остальные принципы, оказалась без внешнего контроля. Пожизненность, несменяемость су­дей — это хорошо, но мы забыли о негативных момен­тах, позволяющих в условиях недостаточного контроля широко злоупотреблять судейской защищенностью.

В то же время судебная система является частью государственной власти. И сколько бы мы ни говори­ли о ее самостоятельности, она не будет независимой от государства. К сожалению, так уж сложилось в Рос­сии, суды сначала обслуживают эту власть, а потом за­щищают интересы и права законопослушного гражда­нина, который, как правило, в споре с государством тер­пит поражение.

На мой взгляд, поиск гарантий объективности су­дебной системы следует искать в ее выводе из структур государственной власти. Она должна функционировать как независимая самостоятельная власть. Государство же должно обеспечивать ее финансирование и испол­нение судебных решений. Такое предложение, которое выглядит неприемлемым только на первый взгляд, ба­зируется на конституционных положениях, в частности, провозглашающих народ единственным источником и носителем власти. Он и должен формировать судебную власть, независимую от государственных органов.